Чем шокировали публику знаменитые художники

Один из портретов дочери, сделанных Серебряковой.
Дочь, внучка, племянница одних художников, мать, тётя и бабушка других, сама она кажется воплощением чистоты и любви к искусству. Так, в общем-то, и есть. Серебрякова не была склонна к пьяным разгулам и всем тем грехам, в которых обычно принято упрекать богему.

Тем не менее в её жизни были странности. Например, она многих шокировала тем, что вышла замуж за собственного двоюродного брата. Многие картины и рисунки Серебряковой на виду, но некоторые публикуются очень редко и шокируют зрителя: на них изображена голая дочь Зинаиды Катя в позах и ракурсах, которые для девочки лет десяти кажутся чрезмерно чувственными. Критики начала двадцатого века, впрочем, уверяли, что детские ню Серебряковой удивительно невинны, так что всё дело может быть в изменении общественных норм.
Кроме того, когда Зинаида переехала на родину предков, во Францию, из четырёх детей она взяла с собой только двух, сына Сашу и дочь Катю. Оставшиеся в СССР сын Женя и дочь Таня долго обижались на мать. Таня снова увиделась с мамой только в 1960 году, будучи взрослой женщиной.

В нехватке материнских чувств и сомнительных ракурсах при изображении дочери обвиняли и другую художницу, гораздо более эпатажную по образу жизни — Тамару де Лемпицку. Дочь она оставила на бабушку, а позы и взгляды на портретах девочки будто бы делала такие же, как и на портретах своих любовниц.

Самые популярные образы от Дюрера для среднего российского гражданина — его автопортреты, на которых он выглядит очень утончённым и одухотворённым мужчиной, и рисунок «Руки молящегося». Вообще Дюрер создал много гравюр на религиозные темы.

Один из автопортретов, к слову, выглядит именно как картина на религиозную тему, а именно — изображение Христа. В то время мужчин редко рисовали строго в лицо, а уж если у мужчины бородка, причёска и весь облик похожи на то, как изображали Сына Божиего, это считалось недопустимым. Словно подчёркивая иконичность портрета, Дюрер подписывает его золотыми буквами на тёмном фоне — и нет, это не было принято. Так что именно этот автопортрет — то ещё хулиганство.

Иконический автопортрет во времена Дюрера смотрелся вызывающе.

Верхняя часть автопортрета Дюрера в позе страдающего Христа. Нижняя часть настолько же обнажена и настолько же подробна.
Когда видишь художника с такой благочестивой внешностью, да ещё подчёркивающего свою благочестивость и религиозность, так и ждёшь подвоха. Но Дюрер в целом был действительно хорошим человеком, склонным к меланхолии. Когда его престарелая мать овдовела, он без колебаний забрал её к себе в дом. Он также исповедовал непопулярную в то время идею, что учиться искусству надо не через слёзы, а через радость, интерес.

Есть и менее известный широкой публике автопортрет, изображающий Дюрера как Христа. Он опять чрезмерно смел — мало того,что художник на нём в позе, в которой обычно изображали Иисуса на картинах, посвящённых страстям Христовым, даже со складкой кожи, имитирующей рану, так он ещё при этом абсолютно обнажён. С учётом выбранного образа это очень некрасиво.

Взволнованные обилием мальчиков на картинах Караваджо люди утверждают, что на картине под видом успуга от укуса запечатлено выражение лица юноши во время секса с мужчиной.
Этому знаменитому итальянскому художнику вот уже много лет ставят в вину то, что он почти не изображал женщин, а многие мальчики-подростки на его картинах выглядят как кастраты (в Италии времён Караваджо кастратов было много). Если, мол, ты юными кастратами увлекаешься, нечего выпячивать — примерно в таком ключе обсуждают художественные и не только наклонности живописца.

При жизни Караваджо на многих производил отталкивающее впечатление. В то время, как на его картинах играют ткани и краски, ласкают взгляд фрукты и вино, в жизни он был крайне неопрятен. Караваджо дурно одевался, обладал плохими манерами, много выпивал и порой дебоширил. Впрочем, ничего нового.

В одной из драк с участием Караваджо был убит человек. Убийцей признали художника, и Папа Римский объявил его вне закона. Это значило, что любой встречный имел право отнять у Караваджо жизнь. Ему пришлось долго прятаться.

Рисуя картину о воскрешении Лазаря, Караваджо раздобыл начавший разлагаться человеческий труп. Двое его натурщиков отказались держать труп на руках несколько часов, но художник принудил их силой.
Художник вынудил натурщиков держать много часов в руках несвежий труп, угрожая их иначе зарезать.

Беспорядочной половой жизнью в биографиях художников двадцатого века никого не удивить, так что в качестве странных и неприятных моментов Дали припоминают вовсе не сексуальные наклонности и аппетиты.

Во-первых, у Дали была довольно неприятная привычка не просто ставить усы торчком, а ещё и подкрашивать их. Нет, Дали устраивал природный их цвет. Ему просто нравилось целовать женщин только для того, чтобы любоваться потом на их лицах отпечатком от своих усов.

Розыгрыш, который Дали однажды устроил советскому композитору Хачатуряну, вообще иначе, как издевательством, не назовёшь. Пригласив композитора в гости, сам он встретить гостя не спешил. Прислуга отвела композитора в обеденный зал. Несколько часов Хачатурян провёл запертым в этом зале. Правда, там были еда и напитки, но через какое-то время композитору невыносимо захотелось в туалет.

В конце концов, Хачатурян решил помочиться в вазу. Только он приступил, как из динамиков грянул его знаменитый «Танец с саблями», в зал ворвался абсолютно голый Дали верхом на швабре и заскакал вокруг композитора, размахивая саблей. Затем художник скрылся, вошёл церемониймейстер, сообщил, что аудиенция окончена, и выпроводил ошарашенного композитора.

Многие сейчас склонны называть этот поступок художественной акцией. Как и отпечатывание усов на чужих лицах.

Всю сознательную жизнь художница провела во Франции, но так и не смогла вписаться во французское общество. Она не пила, не буянила, не спала ни с мужчинами, ни с женщинами. Но её всё равно считали девицей сомнительной нравственности. А всё потому, что сомнительно вели себя её родственники: мама, тётя, дядя и брат. Из-за их репутации у Башкирцевой расстроилась помолвка с итальянским юношей из хорошей семьи, которого она страстно любила.

Картины Башкирцевой исключительно благонравны, зато её дневник, переписка и статьи серьёзно очернили бы её образ в глазах окружающих. Так что статьи — с крамольными утверждениями о том, что женщина должна получить столько же прав, сколько мужчина — Башкирцева подписывала псевдонимом. Дневник — откровенно рассказывающей о чувственных мыслях, выходках родственников и петтинге с несостоявшимся женихом — она надеялась опубликовать в глубокой старости, когда нравы изменятся. А непристойная переписка с известным похабником Ги де Мопассаном, возможно, вообще никогда, по мнению художницы, всплыть не должна была. Она даже не подписывала эти письма и серьёзно думала, что Мопассан не догадывается, от кого они.
То, что рисовала Башкирцева, было исключительно пристойно. То, что она писала – наоборот.

В результате дневник был опубликован матерью Марии после ранней смерти художницы, но… В таком виде, что от него не осталось ничего, кроме нескольких восклицаний о том, как прекрасное искусство и как хочется стать знаменитой. Всё остальное оказалось слишком скандальным.