...
Лёля шла по улице, полной грудью вдыхая морозный воздух, и размышляла.
«В Библии сказано, есть время разбрасывать камни, и есть время их собирать. Пора, наверное, и мне собирать. Что было, что есть, что будет…».
Вот и лес. Как завороженная, Леля вошла в него и становилась, оглядывая это белое великолепие, слушая тишину.
Тишина тоже была особенной: торжественной, многозначительной. Под стать Лёлиному настроению. В памяти всплыла строчка, возникшая ещё дома: «Лес стоит нарядный и седой…». Дальше строчки легко появлялись друг за другом:И хранят припудренные ели,
Словно тайну, вековой покой.
Равнодушно на людей взирая,
Этот лес – свидетель молчаливый,
Суету людскую презирая,
Как всегда, таинственный, красивый.
«Как жить дальше? Как я жила до сих пор? - спрашивала себя Лёля. – Вот лес, он равнодушен к земной суете. Люди же чего-то ищут, ждут, маются. Одним словом, суетятся. Их век короток, деревья же могут простоять сотни лет».
Может быть и так. Леса и рощи
Век имеют крепче и длиннее.
Но ведь жизнь людей намного проще,
Но ведь жизнь людей, она сложнее.
Лёля тряхнула головой. «Всё будет хорошо. Самое главное, я знаю, чего хочу. Я хочу быть сама собой, и никто мне в этом не помешает! Ничего не бойся, и иди вперёд, только всё хорошее тебя в жизни ждёт! Как всегда!»
Генетическая память
Открываю робко дверь в страну чудес,
Вижу в белой дымке белый-белый лес.
Падают снежинки, слышен лёгкий звон.
Мне сегодня снится белый-белый сон.
В этом белом царстве как я очутилась?
Неужели всё это только мне приснилось?
Колокольный звон бьется, плывет. «Я лежу на холме», - слова песни, звучащей с диска, вместе со звоном колокола эхом отдаются в сердце Лели. Она явственно видит себя в белой рубахе, лежащей на холме у подножия огромного креста. Вот она бредет по полю – трава по грудь – с мольбой смотрит в небо, зовет Бога. Звон колокола тише, тише, смолкает.
(см. пост "Сны и сновидения")
С годами Лёля всё больше убеждалась, что характер у неё чисто русский: сдержанный до поры, а потом безудержный во всём: в работе, в веселье, в горе…
Она любила плясать барыню, цыганочку (её никто этому не учил), любила петь русские песни, русскую литературу. Всё это было ей до боли родным и вместе с тем вызывало удивление.
Дело в том, что Лёля родилась и выросла в интернациональной семье, что не было редкостью в те годы. Детство Лели прошло в солнечном Ташкенте. Отец её был узбеком, правда, не типичным, предки его были выходцами из Персии. Мама – русской. Несмотря на то, что семья Лёли жила в Узбекистане, уклад и культура в ней были русскими. Узбекский язык и узбекские обычаи Лёля знала плохо.
Изучая в юности русский фольклор и русскую литературу (Лёля училась на филологическом), она всей душой своей впитывала русскую историю, откликалась сердцем. Незнакомое представлялось ей родным, когда-то уже виденным или слышанным.
Когда Лёля уже в зрелые годы пришла к вере, молитвы и псалмы были восприняты ею так же, как что-то уже знакомое, своё.
Да, характер Лёли в самом деле был чисто русским: терпение безграничное, но если оно заканчивалось, Лёля шла ва-банк, не взирая на лица, безудержность, какая-то отчаянная удаль: хоть и страшно, но берётся за дело и отдаётся ему до конца. И, конечно же, чувство собственного достоинства: не уронить себя.
Иногда Лёле приходила в голову совсем уж дикая мысль. Ей казалось, что в ней живёт душа самого… Пушкина. Она даже внешне порой находила в нём и в себе неуловимое сходство. Ведь и у Александра Сергеевича, несмотря на абиссинские корни, был типично русский характер. Ведь и для великого поэта, наверное, как и для каждого русского, важно было не уронить свою честь. Читая Пушкина, она глубоко сопереживала поэту. Кто знает, может быть, фантазии Лёли были обоснованными.
Кстати, Лёлю и её сестру-близнеца родители назвали в честь пушкинских героинь: Татьяна и Ольга.
ИСТОКИ
Я листаю старый альбом,
Вспоминается отчий дом.
Мысли, чувства – их целый рой.
В жилах Лёли текла смешанная кровь: азиатская (скорее, персидская, чем узбекская) и европейская (русская).
С детства Лёля любила слушать рассказы мамы и бабушки о прошлом. Так узнавала она историю своей семьи.
Бабушка Тоня рано осталась вдовой. Всего-то и была замужем три года, с небольшим. Муж погиб в 22 года, нелепо, трагически.
Большое село Сергиевск расположилось на живописном берегу древней, полноводной реки Сок, впадающей в Волгу. Зелёные холмы, леса и перелески дополняют природу этого края. Здесь в начале ХХ века жили предки Лели по матери.
Семья Шенцевых была большой и крепкой. Глава её Петр Емельянович - сельский жестянщик и кровельщик. Лудил, паял, ставил латки на прохудившуюся посуду. Сам делал вёдра, кружки, тазы и кастрюли на загляденье. Он мастерски крыл крыши, даже церковные купола приходилось обивать жестью. Мужчина степенный, самостоятельный, любил во всём порядок. Жену взял себе из города. В юные годы Прасковья Петровна служила в Самаре горничной у богатых людей. Понимала толк в красоте и уюте. Чувств особых между ними не было. Прасковья-то была невестой старшего брата Петра Емельяновича, Павла. Тот был феноменально здоров, у него было два сердца. А вот погиб совсем молодым, от сильного удара по голове. По старинному деревенскому обычаю невеста погибшего стала женой его младшего брата. Таково было родительское благословенье. И прожили Пётр и Прасковья вместе долгую жизнь, нажили пятерых детей: трёх сыновей, Сергея, Валентина, Николая да двух дочек, Лидею и Клавдею.
Как-то ещё в юности Лидии Петровне приснился удивительный сон.
Заглядывает она вместе с малолетней сестрёнкой Кланькой в окна какого-то неизвестного, большого дома и видит там всех
своих братьев. Сидят они в горнице за большим столом и пьют чай. Во главе стола старший, любимый брат Сергей. Вдруг Кланька вырвала руку из руки Лидии и убежала. Оказалась там же, за столом со всеми.
Как ни странно, этот сон оказался вещим. Лидия Петровна пережила своих братьев и сестру. Братья же все умерли, как говорили в старину, нечаянной смертью.
На игрищах, за околицей, где по вечерам собиралась сельская молодёжь, бывал и Сергей Петрович, парень видный: высокий, ладно скроенный, русоволосый и сероглазый. Встретил он там свою судьбу – Антонину Батракову. Голубоглазая, с толстой тёмно-русой косой, стройная, приветливая, девушка сразу приглянулась Серёже.
Антонина и Сергей полюбили друг друга, встречались, вопреки запретам родителей. Семья-то Сергея зажиточная, хозяйство крепкое, даже мельницу купили на паях Родители были против избранницы старшего сына: ничего в ней особенного, разве что коса: толстая, тяжёлая, до пояса. Тоня из бедной семьи. Забот много. Мать, чувствуя, что дочь не пара Сергею, не пускала её на вечёрки, где она с ним встречалась. Не пускала, пока
Тоня не выполнит всю работу по дому. Убегала на встречу тайком. Влюблённые решили пожениться. Сергей объявил о своём решении родителям. Отец коротко, но веско сказал «нет». Как ослушаться отца! Это было немыслимо. Не видя выхода, Сергей выпил кислоту…
Он выжил. Тоня выхаживала его в больнице, отпаивая молоком, тайком от матери приносила из дома масло. Родители смирились. Молодые поженились. Они были счастливы. Вскоре родилась дочка Любочка, через два года - вторая, Шурочка, Шурка.
Шёл 1930 год. В Сергиевске и округ было неспокойно. Межнациональная неприязнь всегда имела место в России. Мельница отца Сергея, где работали вместе с ним его сыновья,
принадлежала ещё двум братьям, приехавшим с Украины, хохлам, как их называли в селе. Накануне Масленицы Сергей повздорил с одним из них. В тот день, в воскресенье, в честь праздника, мельница не работала. Отец приказал Сергею проверить, крепко ли приладили новые ремни к шкивам механизма. Это было делом нескольких минут. По случаю праздника Сергей был одет в новый нагольный полушубок из крепкой овчины. Он был весел, торопился выполнить поручение отца и бегом к семье: жене и дочкам. Проверил. Всё было сделано на совесть, ремни новые, крепкие. Он захотел опробовать, ладно ли сидят они на шестерёнках. Провёл рукой. Вдруг они закрутились. Кто-то включил механизм. Рукав нового полушубка попал между шкивом и шестерёнкой, закрутился, потащил за собой Сергея. Высвободиться не было никакой возможности. Сергей кричал, бился, пытаясь освободиться, его никто не услышал, не помог. Тот, кто включил механизм, скорее всего, был уже далеко. Только через двадцать минут несчастного освободили подоспевшие люди. Сергея всего измолотило: ему оторвало правую руку, вся правая сторона его большого, сильного тела была в ссадинах и синяках. Умирал он тяжело. Тоне было двадцать лет, Любочке (будущей маме Лёли) – два года, Шурке всего два месяца. Антонина так больше и не вышла замуж, всю свою жизнь посвятила детям.
Любочка росла на два дома, чаще жила в доме деда и бабушки, родителей отца. Там её очень любили, жалели, называя сироткой. Именно в том доме её так и звали – Любочка. Бабушку свою она так же, как её дети (с ними ведь росла) звала мамой, а родную мать Тоней.
- Что ж, ты меня, дочка, как зовёшь? Зови мамой, - говорила Тоня маленькой дочке.
На что та ей вполне резонно отвечала:
- Как же? Я позову тебя: «Мама!», а придёт эта мама (бабушка).
И тогда малограмотная женщина, Тоня мудро предложила:
- Ты зови её мамой, а меня мамусей.
Так и стала она мамусей, как впоследствии звали её все в семье Любочки: она сама, её муж и дочки.
Лёля очень любила свою бабушку Тоню, свою мамусю, добрую, милую, такую простую, всё на свете знающую и понимающую.
Лёлины предки по отцу жили в Средней Азии, в Узбекистане. Отец её родился в узбекском кишлаке Керминэ в начале ХХ века. Здесь, в Керминэ издавна селились выходцы из Ирана (Персии).
При рождении отец Лёли был назван Гулямом. В переводе это имя означает «большой».
Он тоже рано осиротел. Гуляму было около пяти лет, когда умерла его мать. Он плохо помнил её, только имя - Рукия. Одно знал: она была грамотной, часто собирала женщин кишлака под большой чинарой и читала им священную книгу Коран. После смерти матери шестилетним мальчишкой он работал на бая. Носил воду, подметал двор, кормил скотину. Отец Гуляма, Али-Ризо также был батраком.
Когда в кишлак пришла советская власть, он записался в бригаду милиции, воевал с басмачами. Потом женился во второй раз. Его новая жена, Ашур-биби, и стала бабушкой Лёли и её сестер. Дедушка и бабушка Ашуровы были людьми лёгкими, общительными, добрыми, часто ласково подшучивали друг над другом. У них долго не было совместных детей. Потом друг за другом родились сын и дочь. Сын совсем молоденький сгинул на фронтах Великой Отечественной, дочь трагически погибла от рук бандитов. Только старший сын Али-Ризо, Гулям, надолго пережил их. Он прошёл всю войну, имел ордена и медали, под Будапештом один подбил пять фашистских танков, но ни разу не был даже ранен. Дожил до глубокой старости.
Дедушка Ашуров (Али-Ризо) был светловолосым, голубоглазым, так проявлялись в нём персидские корни. Необычная внешность для узбекской местности. Односельчане
называли его «Урус», что значит «русский». Лёгкий человек, он и умер легко – во сне под деревом. Бабушка Ашур-биби олицетворяла собой свободную женщина Востока. Красивая, мудрая, деятельная, жила интересами нового общества. Она много лет возглавляла в кишлаке женсовет. Даже в преклонном возрасте была Ашур-биби частым гостем на пионерских сборах, рассказывала о былом.
Да, Леле было чему поучиться у своих предков: их доброте, умению любить, крепости духа, оптимизму.